Отправлено: 04.04.04 12:45. Заголовок: Я ЛЮБЛЮ, Я ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ
Я люблю лес, люблю купаться в озере ночью. Люблю , когда случайно свернешь не на ту дорогу и не знаешь, куда ехать... и едешь вперед, а потом направо, налево... и все новое-дома, которых никогда не видела, лес, сама дорога, ощущение новизны и маленького приключения. Люблю тех, кто умеет тебя чувствовать . Люблю огонь. Ценю откровенность и щедрость души. Ненавижу ЛОЖЬ. Терпеть не могу Василину, хотя....Люблю есть икру. Терпеть не могу мыть кастрюли и сковороды. Люблю порядок . Терпеть не могу насекомых. Божьи коровки исключение. Люблю состояние лёгкого опьянения. Люблю.
СИНЯЯ РЫБА (рыба-счастье). Очень редкая рыба. В свете последних дней слишком много мужчин и женщин стали сдуру нырять за ней. И пришлось ей стать осторожней, чтоб чешуйки свои спасти. Теперь практически невозможно повстречать эту рыбу в сети. Ни на что не клюёт.
А на самомм-то деле:
в тихой заводи плавает рыба она синяя чешуйки и пузыри синие синяя звезда синие видения тоже там где рыба живет только разве она синяя? нет конечно! – она зелеееееная рыба
Теперь практически невозможно повстречать эту рыбу в сети
Horoshiy ryibalow itscet ryibu E’holotom...., no esli zawod’ deystwitel’no tihaja, to e’tot apparat w e’tom sluchae deystwitel’no ne rentabel’nyiy...)))
И пришлось ей стать осторожней, чтоб чешуйки свои спасти....Madam wyi menja pugaete......ne uzh to wse deystwitel’no tak ploho...?)))) wam mozhet ne powezlo, ohotilis’ na was granatami...?))))
Я знаю, Что в море плавают большие рыбы, Спокойно плавниками шевеля, И в девственных лесах бредут стадами Столетние слоны на водопой, И пестрые летают попугаи, Гортанным криком воздух наполняя. И где-то там, на севере, медведи Глядят на белое сиянье ночи, И глупые моржи заводят пляски, А в городах спешат, толкаясь, люди, И трудятся, и проклинают труд – У всякого своя любовь и злоба, И собственная горькая судьба. И в небе над усталою землею Огромные стоят в молчанье звезды И обещают каждому, кто хочет, Спокойствие и исполненье снов.
На рыбалке сидит мужик уже два с половиной часа, а все не клюет. - О боже, - взмолился мужик, - пошли ты мне хотя бы одну большую рыбку! Всплывает синий кит: - Ну?......)))))
Я иду по шпалам. Мои руки двигаются параллельно рельсам, между которыми я иду. Вокруг — мелкий серый песок. Иногда какие-то выцветшие колючие растения. Вот уже много-много дней затянутое огромной тучей монотонное небо без единого просвета нaвисает надо мнoй и над тянущeйся от горизонта и до горизонта линиeй железнодорожного полотна. Ни ветерка. Не знаю, как долго уже бреду здесь. Я давно, очень давно перестал считать, сколько раз пасмурная темнота ночи накрывала меня. Образы прошлого расплываются, я начинаю сомневаться, было ли это прошлое, существовало ли в моей жизни что-нибудь, кроме этой пустыни, этого пасмурного неба. В висках стучат бесконечно долгие, совершенно одинаковые секунды. Однообразность притупила чувства. И только рельсы не перестают удивлять меня. Кто проложил их здесь и зачем? По ним не прошел ни один поезд за всё это время (о, сколько раз я прикладывал к ним ухо в надежде уловить хоть какой-нибудь звук, хоть какой-то намёк на приближающийся состав!). Почему они не заржавели? Почему их не занесло песком? Металлического цвета идеально гладкая поверхность рельсов и светло-серые, будто только что вытесанные шпалы настолько хорошо вписывались в ландшафт, что казалось — они возникли одновременно с пустыней и небом
Абсолютная тишина, бесцветность и монотонность сгущались вокруг меня и с каждым шагом всё больше давили на грудь.
В один из дней что-то изменилось. Поначалу это было даже не внешнее изменение, а внутреннее предчувствие, которое я не мог объяснить логически. Потом я понял, чем оно вызвано — на горизонте, там, где в него вонзаются рельсы, возникло движение. Смешанные чувства вызвало во мне это открытие. Много часов спустя я впервые предположил, что это — человек, идущий мне навстречу.
Напрягая зрение, я вглядывался в точку, где у самого горизонта пересекаются рельсы. Глаза быстро начинали слезиться, и, возможно, поэтому моё мнение постоянно менялось. Но ещё до того, как лопнули последние серые пузырьки света и воцарилась ночь, я пришёл к выводу — так может двигаться только человек.
К следующему утру улеглись восторг и ужас, остались радость и опасение. Игрушечная человеческая фигурка всё приближалась, и я размышлял о том, чего следует ожидать от встречи с ней. В первую очередь меня терзал вопрос, кого судьба могла занести в эту глушь. Быть может, это разбойник? Или монах-отшельник? Беглый каторжник? Женщина ослепительной красоты? Ну тебя, выдумаешь тоже! Откуда здесь взяться женщине, да ещё и красивой!
Может, я найду в этом человеке интересного собеседника, который поведает мне, что находится там, где пересекаются параллельные прямые рельсов? Или, может, мой единственный шанс выжить — сейчас же бежать назад, туда, откуда я иду...
В пустыне расстояния больше, чем кажется поначалу. Кроме того, наши истощенные ноги двигались очень медленно — пустыня научила нас не убыстрять шаг. Так что прошло дней семь, прежде чем мы повстречались. Каждый новый день дарил мне ещё и ешё одну подробность в облике идущего навстречу. Однако ясности, кем является этот путник, они не давали, как нет у меня этой ясности до сих пор.
На пятый день я долго махал руками, на шестой кричал, но не получил, к своему ужасу, никакого ответа. Меня либо действительно не замечали, либо игнорировали. “Монах, давший обет молчания? Угрюмый каторжник?” — думал я. Почти панический страх дышал мне в лицо. Я с трудом заставлял себя двигаться вперёд
На утро седьмого дня он был уже совсем близко (ни он, ни я не останавливались на ночлег). Это был высокий человек неопределённого возраста (мне кажется, ему было лет за 50). Длинные, пепельно-седые волосы ниспадали до колен, однако никаких признаков бороды видно не былo. Поэтому я не уверен, мужчина это или женщина; серые лохмотья не выдавали никаких телесных подробностей, но у меня создалось впечатление, что это скорее мужчина.
Когда он был в нескольких метрах, я снова попытался привлечь его внимание, размахивая руками, громко крича. Он продолжал игнорировать меня. Мы бы столкнулись, если бы я не остановил его, схватив руками за плечи, — я так долго шел между рельсами, что мысль сойти даже не пришла мне в голову.
Он принялся озираться по сторонам, не понимая, что явилось источником прикосновения. Я обратил внимание на его широко открытые, невидящие глаза — их тёмно-серые зрачки окружала серая радужка, окруженная, в свою очередь, светло-серыми белками.
Решив, что ему почудилось, он собирался уже двинуться дальше, когда я снова коснулся его плеча. Он снова вздрогнул и остановился.
“Кто здесь?” — пробормотал он.
Я успокаивающе погладил его по плечу.
“Почему я не вижу тебя? Кто ты?!”
Ответ я написал на прозрачной коже его руки: “Ты слеп”.
По его словам, он не заметил, как угасло зрение, а рельсы, песок, пасмурное небо до сих пор стоят у него перед глазами. Он так долго брёл по этой однообразной местности, что не почувствовал, когда способность видеть заменили воспоминания об увиденном. Слух тоже умер за ненадобностью в абсолютной тишине пустыни. Из его глаз вытекло по слезе, оставляя след на покрытой песчаной пылью коже. Удивительно, способность плакать, горевать в нём не притупилась.
То, что он поведал потом, я не забуду никогда, но и заставить себя вспомнить об этом я, наверное, тоже не смогу. Скажу только, что он, как и я, наткнулся однажды на рельсы среди песков и пошел вдоль них, надеясь выйти к какому-нибудь посёлку. С тех пор он шел всё время в одном направлении (на ночлег устраивался всегда между рельсов головой в сторону движения), но я — первый человек, встреченный им. Рассказ (вызвавший во мне волну сострадания и отчаяния) совершенно утомил незнакомца. Он умолк на середине предложения и опустился на шпалы. По его телу прошла лёгкая судорога, потом ещё и ещё одна — последняя. Перед тем, как окончательно застыть, он простонал какое-то слово; то ли “обессолен”, то ли “обездолен”, то ли “априори”.
Ужас овладел мной. Я даже не стал хоронить умершего, а бросился со всех ног бежать назад. В страхе потерять зрение и слух я ежесекундно поднимал к глазам руки, оглядывался по сторонам, разговаривал с собой вслух.
Найти место, где я впервые наткнулся на рельсы, мне не удалось. Прошло время. Прошло гораздо больше времени, чем могут выжить страх и надежда. Безразличие овладело мной. Однажды я случайно бросил взгляд на руку и увидел только её расплывчатые очертания где-то далеко-далеко за совершенно четкими рельсами и шпалами
Мне стало всё равно, выберусь я отсюда или нет. Не раздумывая и не колеблясь ни минуты, я отпустил нить Ариадны — повернулся на 90 градусов, перешагнул рельс и вышел в “открытую пустыню”.
а я вот люблю, када чуйсвую, шта могу сам для себе передать: «ты счастлив, парень!!!!! чего же еще тебе нужно, придурок?» ...люблю гулядь, када граза (в витрофке, той шта в народе зовут по-прастому windbreaker и калошшах) люблю вино крассснае. но вот руку мужчины на себе страшшна не люблю((((((((((... а так еще сливы, мароженною и одного человека еще!!!!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
)))))) 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума